вслед за ними и студенты. Однако идея создать современную студию не покидала Елизавету Николаевну. Ее петербургская школа открылась в 1906 году в известном «доме с башней» – доме за Таврическим садом, на углу Тверской улицы, где располагалась квартира поэта и философа Вячеслава Ивановича Иванова[224].

Тамбовцев В. Башня В. Иванова из цикла «Город Александра Блока». 1981. Государственный музей городской скульптуры

Первыми руководителями школы Званцевой стали художники Лев Бакст и Мстислав Добужинский. Сама Званцева тоже преподавала, активно участвовала в организации работы и лично общалась с учениками школы. Художница Юлия Оболенская, ученица школы с 1907 по 1913 год, чей доклад[225] служит одним из основных источников информации об обучении в петербургской студии Званцевой, так описывает встречу:

«…сама Елизавета Николаевна произвела на нас чрезвычайно привлекательное впечатление: она вся искрилась жизнью, суетилась, спорила, сердилась, улыбалась в одно и то же время»[226].

В Петербургской школе появляется более стройная система обучения, которая связана с руководством Льва Бакста. Искусствовед А. Д. Сарабьянов так описывает ее: «Преподаватели <…> стремились выработать новую художественную традицию, создав, следуя тенденциям модерна, “мастерскую-храм”, где коллективный поиск “органичного” искусства ставился выше личного успеха и где главным был сам процесс художественного эксперимента»[227].

В статье Лины Бернштейн, Лены Неклюдовой «Л. С. Бакст и его ученики: история одного эксперимента»[228] описан его метод обучения, который формировался, в частности, благодаря обсуждениям на вечерах у В. И. Иванова и включал идею «органичности» искусства, представление о художнике как о миссионере, которому в процессе творчества открываются некие «универсальные эстетические истины». Эти постепенно проявляющиеся новые каноны Бакст предполагал эффективно развивать в коллективной работе. Он верил, что именно молодое поколение художников способно интуитивно нащупать эти новые правила, а для получения значимого результата нужно не «учить», но скорее предупреждать ошибки и показывать общее направление развития.

Модернистская идея «мастерской-храма», которую упоминает Сарабьянов, действительно была близка Баксту, и формулировка эта встречается в его собственных суждениях[229], хотя при этом представляется довольно абстрактной. В школе не было системы конкретных строгих правил, кроме общих, уже названных: необходимости много работать (по 6 часов в день), экспериментировать, коллективно и опираясь на интуицию искать универсальные принципы искусства. Кроме того, Юлия Оболенская упоминает запрет на подражание, неприятие эстетства и высокие требования относительно техники.

Художница Анна Остроумова-Лебедева в своих мемуарах также вспоминает о педагогическом методе Бакста, который ей довелось наблюдать в короткий период – когда она посещала школу Званцевой, не имея возможности оплачивать живую модель:

«Бакст стремился своих учеников приучить к упрощению форм и к наибольшему отходу от фотографирования природы. Он постоянно твердил о лапидарности и о необходимости вырабатывать каждому художнику свой характерный стиль» [230].

Кто-то оставался надолго, кто-то задерживался лишь на несколько месяцев, но так или иначе через школу, организованную Елизаветой Николаевной Званцевой, прошло огромное количество художников, многие из которых построили в дальнейшем успешную карьеру. Среди известных художников, посещавших студию, были А. С. Глаголева-Ульянова[231], Н. П. Грекова[232], Е. Г. Гуро[233], В. И. Денисов[234], С. И. Дымшиц-Толстая[235], И. С. Ефимов[236], В. И. Жукова[237], А. И. Иванов[238], Н. В. Лермонтова[239], Н. И. Любавина[240], М. В. Матюшин, М. М. Нахман[241], Ю. Л. Оболенская[242], О. В. Розанова[243], В. В. Сафонова[244], Н. А. Тырса[245], М. П. Чехова[246], М. З. Шагал, Ф. Н. Шихманова[247].

В 1910 году Лев Бакст организовал итоговую выставку работ учеников школы Званцевой в редакции журнала «Аполлон». Об этой выставке сохранилось воспоминание Ильи Репина, который был возмущен новым «формалистским» искусством. В статье в газете «Биржевые ведомости» Репин писал:

«…когда со стен лезли в глаза … отвратительные малевания циклопов – учеников г. Бакста, я не знал, куда укрыться, и схватился за плечи моего спутника, чтобы не упасть от головокружения»[248].

В статье он описывает диалог с Елизаветой Званцевой, которая, по его словам, «говорила обиженно» и отвечала, что Академия выставку хвалила. Тогда как Репин продолжал негодовать: «Да будет проклята Академия, которая может одобрять такой вандализм форм… И эта дикая размалевка разнузданных невежд! Красят организмы, как заборы!»[249]

После выставки Бакст уехал в Париж работать вместе с Сергеем Дягилевым. Стать руководителем школы Елизавета Николаевна позвала Кузьму Сергеевича Петрова-Водкина, который пробыл им вплоть до 1916 года.

Петров-Водкин как руководитель также ориентировался на учеников школы и их видение, с некоторыми даже сотрудничал. Известно также, что «Красного коня» он писал летом 1912 в имении семьи Грековых (Наталья Грекова – его ученица, подруга Оболенской) в Саратовской губернии[250].

Фотография К. С. Петров-Водкин с учениками (школа Званцевой). Петербург. 1913. Художественно-мемориальный музей К. С. Петрова-Водкина

Со временем в школу пришли новые ученики, а некоторые, ушедшие вместе с Бакстом, вернулись и продолжили обучаться у Петрова-Водкина. Юлия Оболенская, хотя была последовательницей Бакста, осталась в школе и так писала об этом:

«Нас привлек сам Петров-Водкин монументальным периодом, в котором тогда находилось его творчество. Монументальные задачи были нашей целью…[251]»

Кузьма Сергеевич и до приглашения Званцевой, еще живя в Москве, давал частные уроки, но масштабно не преподавал. В петербургской же студии появились первые ученики – «водкинцы» – и началась преподавательская карьера, которая продолжала развиваться и после закрытия школы, когда художник возглавлял мастерскую в Академии художеств. Именно во время преподавания в Академии в 1918–1932 годы водкинская система преподавания стала широко известна, но есть основания полагать, что главные педагогические принципы сформировались уже на раннем этапе – в школе Званцевой. Например, в статье «Живопись будущего» 1912 года Петров-Водкин писал о живописном образе как единстве цвета и формы и о том, что главной задачей художника эту «органичность» передать. Тогда же начинает формироваться знаменитая водкинская «сферическая перспектива»[252].

Школа Званцевой в Петербурге просуществовала до 1916 года[253], после ее закрытия многие ученики и преподаватели уехали в другие города. И сама Елизавета Николаевна уехала жить в Нижний Новгород, а затем в Москву.

Об обстоятельствах закрытия школы известно немного. Но, судя по косвенным упоминаниям в письмах Константина Сомова, в 1917 году продолжение работы школы было практически невозможно:

«Со школой, конечно, в этом году ничего бы не вышло. На субсидию, о которой я Вам писал, надеяться нечего: школа Гагариной получила отказ в ней <…> Не унывайте обе, я думаю, что мы все же доживем до лучшего